Всеволод Елагин "От публицистики до беллетристики" НПРО "Урал" Озерск 2008
Он летел к ней. Он стремился…Он… (Увы, этот литературный прием давно уже приватизировал Андрей Макаревич: "Она идет по жизни смеясь…, Он был старше ее…") Как бы то ни было, он действительно стремился. Почти что бежал, напевая на ходу что-то из любимого им того же Макаревича.
Она ждет. Она должна ждать. Нет, в конце концов, наверняка ведь ждет. Она, Лена… И имя-то какое необыкновенное: Лена, Леночка…
Вообще в свои сорок лет он, добропорядочный глава семейства, отец обожаемой им дочери, человек спокойный и рассудительный (по крайней мере, так ему раньше казалось), а вот, поди ж ты, влюбился, как последний школяр. (Нет, это избито - школяр, может быть лучше - студент?.. Нет, опять все плохо… Короче: дурак и дурак.) Ни фига себе, кто бы мог подумать? Да и сам он (привет Макаревичу) даже предположить не мог, что так случится. Не мальчик уже. Втюрился, как… (Да что ты будешь делать, никак слово не подбирается…) А все произошло, как видимо и происходит все в этой жизни, совершенно случайно.
…Она сразила его наповал. Сразу. В один прекрасный день (точнее, прекрасным он стал для него потом, тогда же с утра погода была наипротивнейшей), он по служебным делам поехал в подшефный совхоз. Совхоз или колхоз?.. Вообще вся эта советская лексика у него кроме отвращения ничего не вызывала. Нет, кажется, называлось это сельскохозяйственным предприятием.
В общем, поехал. Вместе с ним был весь его отдел, все двадцать человек. И всем нашлось дело на сельхозработах. (Привез бы он двадцать тысяч человек, и те растворились бы бесследно на бескрайних просторах Нечерноземья.) Он, брезгливо вытирая испачканные грязной свеклой руки, соображал, куда бы можно было свинтить с поля. Но бежать было некуда, кроме разве что другого поля. К тому же твои подчиненные молча, с покорным и отрешенным видом перебирают корнеплоды. Куда ж они без тебя... Куда ж ты без них... День до вечера катился бесконечно долго.
Окончание страды было встречено бурным ликованием. Теперь можно разогнуть спину и забыть это перепаханное осеннее поле как страшный сон. Он с удовольствием закурил, внимательно оценивая степень загрязненности бушлата и сапог. И только тогда заметил стоявшую неподалеку у дороги доску объявлений с наклеенной на ней афишей, смотревшуюся здесь как седло на быке-производителе. "Ничего себе - дискотека?!" Он вполне мог уехать и раньше, даже должен был сделать это, но почему-то решил задержаться. Да и его ребята, активно расслаблявшиеся после сельхозработ, жаждали развлечений. И он на всякий случай тоже решил завалиться с ними на дискотеку.
Собственно, данное культурное мероприятие проводилось не для колхозников, то есть, как их там... работников сельхозпредприятия, а для обитателей расположенного в поселке дома отдыха, в столовой которого и крутили музыку. Коренные сельчане предпочитали светским развлечениям более приземленные, поэтому с большей охотой посещали ближайший магазин. Дискотека, как ни странно, оказалась для этого Верхнезасрайска вполне приличная. Но какая уж тут дискотека, если ди-джеем была она - Лена. Леночка... У него чуть глаза из орбит не вылезли: в деревне дискотеку ведет девушка. И какая девушка! Черные волнистые волосы, карие глаза, длинные ресницы, с каждым взмахом которых он все больше терял голову и готов был улететь. Улететь куда угодно, но только вместе с ней, с этими ресницами, с этими глазами... Насмешливо-лукавое выражение лица, стройная фигурка, угадывающаяся под пончо и джинсами в обтяжку... Он упал в бездну ее глаз (Господи, какой пошлый и затертый штамп!), он был сражен сразу. Безоговорочно, безвозвратно. Впрочем, не он один. Парни из его отдела пытались обхаживать симпатичную дискотекаршу, оттирая друг друга локтями. Он, пользуясь служебным положением, разогнал их всех, и следующий медленный танец, поставленный самой же Леной, танцевал с ней. Потом еще один, и еще. Потом поцеловались. Это видели все. Но какая ему разница, кто что видит и что думает... Поначалу Леночка кокетничала с ним, что называется, по долгу службы. Но потом, похоже, и у нее в глазах что-то изменилось... Они целовались долго и страстно. Он не хотел выпускать ее из объятий, а она, похоже, и не очень стремилась освободиться. Окружающие тактично старались их не тревожить. Вечер пролетел мгновенно, в отличие от тянувшегося бесконечно дня. Пора было возвращаться в город, автобус уже нетерпеливо сигналил. Он с трудом оторвался от Леночки, записав ее телефон и адрес. Надо было ехать, и ехать достаточно далеко. С тех пор в его мыслях была только она. Одна она. Так все началось...
Они стали видеться. Редко. Все-таки жили далековато друг от друга. Ему приходилось придумывать на работе различные поводы для поездок к ней, что было не очень просто. Но он проявлял чудеса изобретательности.
Приезжая к Леночке, он временно лишался рассудка. Какая уж тут осторожность и осмотрительность... Уединившись в библиотеке того самого дома отдыха, он жадно бросался ее целовать. Надо сказать, что в сельской местности вообще и в библиотеке в частности двери были больше условной, нежели предметной вещью. Эта же дверь не имела ни замка, ни какой-либо задвижки, что, впрочем, его не останавливало. Плевать, что в комнату в любой момент мог вломиться кто угодно. Плевать. Главное - она была рядом... Можно, конечно, было пойти к ней домой, благо Лена была разведена, жила одна с пятилетней дочкой, которая днем находилась в детском саду. Но не хватало времени, всегда не хватало времени... После полутора часов бурных поцелуев и объятий ему приходилось уезжать. С сожалением он отпускал Леночку, сидевшую у него на коленях. Она вставала, поправляла прическу, платье... Ему становилось не по себе от ее пронзительного взгляда. Он даже отводил глаза. "Зацелую допьяна, изомну, как цвет..." - вспоминались ему есенинские строки. Собственно, он так и делал, как говорилось в стихах.
Так прошло несколько месяцев. Поддерживать такого рода отношения становилось все трудней. С одной стороны, приходилось быть все более изобретательным в придумывании причин для очередного визита за город. Начальство только удивленно поднимало брови, слушая его новую легенду о необходимости срочной поездки в село, при том, что раньше заподозрить его в любви к сельскохозяйственному труду поводов не возникало. С другой стороны... Ну не мальчик же он, в конце концов, чтобы черти куда на свиданки ездить. Да и Лена тоже не первокурсница, хотя и младше его. Взрослая уже женщина, разведена, ребенку пять лет. Надо что-то решать или на что-то решаться.
Что он мог предложить Лене? Он с удовольствием предложил бы ей руку и сердце, но... На этом дурацком "но" спотыкалось столько людей и рушилось столько судеб! Разводиться? Свою жену он давно не любил. (Да и любил ли он вообще когда-нибудь, или это только казалось?). Привык он к ней, привык к давно и навсегда заведенному в их доме порядку. Да и, честно говоря, ничем его жена не заслуживала плохого к себе отношения. Никаких поводов для развода столько лет не было. Вместе преодолевали гайдаровскую шоковую терапию, вместе растили дочь. Жизнь не баловала их подарками, все трудности они преодолевали вместе, плечом к плечу. Она была скорее соратником, чем женой. Как Надежда Константиновна для Ильича... Дочь была уже достаточно взрослой; наверное, если он бы ей все хорошо объяснил, она б поняла. А может, и не поняла бы - переходный возраст, трудности взросления. А что делать с квартирой? Они так долго занимались обменом. И вот путем многоходовой комбинации три года назад наконец-то выменяли хорошую трехкомнатную квартиру недалеко от центра - плод их многолетних мечтаний. Эти три года были потрачены на усиленное благоустройство семейного гнезда. Сколько времени, сил, денег ухлопали... Уходить, оставлять все жене и дочери? Благородно. Но Лена с ребенком живет в однокомнатной "хрущевке", которая досталась ей после развода и размена их прежней двухкомнатной квартиры. Разменивать свою квартиру?.. Он даже зажмурился от одной этой мысли. Развод по суду, размен, дележ имущества, слезы, упреки, нервы... К тому же с каким трудом подыскивается подходящий вариант размена трехкомнатной квартиры, он знал не понаслышке - еще свежи в памяти годы обменного процесса. Нет, даже думать об этом страшно! Что же остается? Снять где-нибудь квартирку, перевезти сюда Лену с дочкой и зажить там счастливо? Он прикинул в уме: жилье обойдется ему в половину зарплаты. Вряд ли Лена сразу найдет в городе хоть сколько-нибудь денежную работу, а ведь надо и своей бывшей семье помогать. Не может же он допустить, чтобы родная дочь в чем-то нуждалась. Да и опять же, не вечно в съемной квартире-то жить. Тупик. Выхода он не видел.
Надо сказать, Лена никогда ни словом не обмолвилась о перспективах их дальнейших отношений. Она вообще была умницей, очень тактичной, понимающей и серьезной женщиной. Она молчала, но ее взгляд... Взгляд разрывал ему душу. Он чувствовал, что должен ей что-то сказать, но сказать ему было нечего.
В последнее время он возвращался от Лены с тяжелым камнем на душе. И день за днем этот камень становился все тяжелее. Он несколько раз хотел заставить себя предложить Леночке, как бы это сказать, быть просто любовницей. Но, во-первых, это было бы кощунством - она должна быть либо обожаемой супругой, либо... Либо ничего. А во-вторых, даже просто быть любовниками им мешало время, которого было всегда мало, и расстояние, которого между ними, наоборот, было слишком много. И он молчал. А она смотрела. И он прятал глаза... Тупик. Нет выхода, нет.
И он, наконец, решился. В свой последний визит к Лене он в самых идиотских словах, которые еще нужно ухитриться подобрать, попросил прощения за то, что не может быть с ней. И простился. Казалось, Лена ожидала этого. Она держалась мужественно, даже попыталась улыбнуться: "Что ж, желаю море удачи и дачи у моря"... Только глаза опять выдавали ее. Они говорили все. Ее взгляд пронзал его насквозь, выворачивал мозги, рвал на куски сердце. Он опять опустил глаза и побрел к двери. Уже на пороге он обернулся. Лена сидела спиной к нему, подперев голову руками. Плечи ее вздрагивали. Его охватила жгучая волна нежности, жалости и отчаяния. И ненависти к себе. Он сделал было движение назад, только движение. Нет, скорее лишь приготовился сделать его. Но сжал кулаки, закусил губу и медленно на ватных ногах вышел из комнаты, закрыв за собой дверь.
- Гад, сволочь, подлец! - повторял он по дороге домой. По щеке вниз ползла слеза, за ней еще одна. Последний раз он плакал лет тридцать назад из-за того, что мама подарила ему на день рождения не страстно желаемый им игрушечный танк, а книжку.
- Гад, сволочь, подлец, - повторял он у прилавка гастронома, покупая бутылку водки. - Подлец! - еще раз повторил он, опрокинув в себя стопку. Он пил три дня...
Всеволод ЕЛАГИН Иллюстрации: Марко САРВАСЕС (Алия, Испания) - фото из Интернета. Февраль 2005 года Озерск - Магнитогорск
Вообще в свои сорок лет он, добропорядочный глава семейства, отец обожаемой им дочери, человек спокойный и рассудительный (по крайней мере, так ему раньше казалось), а вот, поди ж ты, влюбился, как последний школяр. 
Что он мог предложить Лене? Он с удовольствием предложил бы ей руку и сердце, но...