И еще простоит столько же.
Владимир-мастер продолжает ликвидировать мои пробелы в образовании.
- Вот здесь, где розы, называется "зеркала". А вот это, - он показывает на "почти геометрические фигуры", - спуски. Вот это и называется альфрейная работа. Века простоит!
- А этот орнамент наверху? Это тоже альфрейная работа? - спешу воспользоваться близостью информационного источника.
- Нет. На потолке - это фрис. А по средине - круг.
- К нам соседка, что над нами жила, зашла как-то, посмотрела на потолок и говорит: "Интересно, когда он этот круг долбил, я даже не слышала!" - присоединяется к нам жена Владимира-мастера Нина Яковлевна.
Супруги заразительно смеются.
- Это называется обман зрения, - довольный, поясняет Владимир Дмитриевич.
- Вот к этой каждой розочке одиннадцать раз приложиться надо, - неудовлетворенная краткими пояснениями мужа Нина Яковлевна возвращает мой взгляд на стены. - Когда делали, пасмурно было, казалось, что хороший цвет подобрали. А когда солнце выглянуло - невыносимо смотреть! Получилось ядовито, цвета прямо режут глаза! Давай снова краску разводить да маленько переделывать.
И они снова заразительно смеются.
- А как делали! Он мне: "Держи, держи трафарет! Не сдвинь! Ровно держи, а то криво получится!"
А у меня руки отваливаются.
И опять звонкий смех разносится по квартире.
- У вас получается - Мастер и его ученица? - я любуюсь их созвучием.
- Да какая ученица? - улыбается женщина. - Помощница.
Когда они жили в 4-комнатной квартире, у Добрыниных все комнаты были расписаны как времена года - зима, весна, лето, осень. Тогда, в 4-комнатной, их было одиннадцать человек: мой герой с женой, четверо их детей, его родители, муж и сын старшей дочери.
Сейчас они живут в двухкомнатной квартире вдвоем. Спальня у них голубая, гостиная зеленая…
И еще вырезал по дереву, делал мебель, ковал посуду, изготавливал холодное оружие, вытачивал подсвечники, создавал сувениры… Кроме этого, построил такой дом в саду, что проезжая мимо люди останавливались полюбоваться резьбой по дереву…
И последние сорок лет рядом была Нина Яковлевна. Они встретились, когда каждый пережил трагедию: у него - ушла жена, трое детей остались с отцом; у нее - погиб муж. Нина и Владимир выросли в одной деревне, их матери были дружны. Прошли со страной через голод, холод и войну. Научились беречь то, что есть, понимать и помогать друг другу. И не бояться работы.
Как при такой непростой жизни в человеке пробуждается потребность создавать красоту? Как при таком количестве бытовых обязательствах выживает в человеке талант?
Первое признание пришло… в 4 года.
- Я тогда в детский сад ходил. Нарисовал Ленина. И мою картинку на выставку детских рисунков поместили, - вспоминает Добрынин.
- У вас такая серьезная политработа проводилась дома? Почему - Ленина? Почему не маму, не папу?
- Конечно, это было внушение родителей. И общая атмосфера вокруг. Мы тогда в Узбекистане жили. Там Ленин, Сталин как иконы в России были. И мои родители тоже так относились к вождям нашим. Отец был партийный.
Рисовал ли кто-то из дальних родственников - история умалчивает, но маленький Володя за портрет другого Володи получил первую награду: лошадь с седлом, на колесах.
Юному художнику было 11 лет, когда началась война. Семья в то время уже жила на Урале. Холод, голод. Ели траву. Стакан муки выдавали на месяц тем, кто не работал. Вот и пришлось всем пацанятам устраиваться на любую работу, только бы выжить. А советские войска отступали так долго…
- В 43 году, когда наши от Сталинграда поперли немцев, я написал стих, - раскрывает альбом Добрынин. - Это были мои первые стихи:
Пока
Владимир Дмитриевич читал, у его жены на глаза навернулись слезы. Да и у него голос не однажды дрогнул. В середине стихотворения
Добрынин замолчал - перехватило дыхание. Чуть помолчав, дочитал до конца. Оба с облегчением рассмеялись.
- А как ребятишки…, - я не успела договорить.
- Сразу приняли ее, стали звать
тетя Нина. Они уже взрослые были. А
Саша, Нинин сын, сразу стал звать меня папой, - улыбается мой герой.
- Первый раз посвящал вам стихотворение, писал: ангел мой! А потом как поэт к вам в стихах обращался?
- А больше он мне стихи не писал, - с сожалением произносит
Нина Яковлевна. И рассмеявшись, добавляет: - Некогда было писать стихи. Крутились, вертелись, не знаю как.
- Ну а прозой про любовь говорил? Было?
- Было, - задорно смеется она.

Если стихи "приходили" нечасто, то с карандашом
Добрынин практически не расставался:
- Я всегда с собой альбом возил, резинку и карандаш.
Наброски потом превращались в картины. Как и фотографии. Черно-белое фото превращалось
в красочные, наполненные светом полотна.
- Цвета трудно подобрать бывало, - делится "художественной кухней" мастер.
- А вы не ворчали на мужа, что он время тратит на картинки, - обращаюсь к жене художника. - Лучше бы по хозяйству что-нибудь помог…
- Нет, мы живем, что земля с луной, - не дает жене ответить
Владимир Дмитриевич. - Ни разу не ссорились. Она - моя спутница.
Нина смотрит на меня с непониманием:
- Если он рисует, лишний раз не подойди, не спроси, ничего. Тишина.
Мы листаем альбом с работами
Добрынина. Портреты деда и бабушки, отца и матери, жен, дочерей и сыновей, снох и зятьев, внучат. Картины - копии полотен великих художников Шишкина, Соврасова. Но интереснее, конечно, то, что
Владимир Дмитриевич писал сам. Именно с этими работами связаны самые теплые воспоминания:
- Это дорога из Александро-Невки идет в бор. Мы ехали с
Ниной, мне понравилось небо. Остановились, сфотографировали, картину потом нарисовал. А потом, зимой, брат жены приезжал, посмотрел, говорит: "Надо же трактор "Беларусь" проехал!" А я писал и даже внимания не обратил, что трактор проехал здесь! Только переносил то, что на фотографии заснял. А еще эту картину все путают с картиной Шишкина "Золотая рожь". Но у меня - ячмень, а не рожь!
Еще один забавный эпизод, связанный с картиной, был у художника. Он написал своих родителей с правнуками:
- Смотрите,
мама сучит пряжу,
папа читает газету, ребятня тут же. Когда
мама увидела картину, говорит: "Как они меня любят! Смотри, как
Дима ко мне прижался!" А на самом деле
Димы не было, я его потом подрисовал!
- Цветочков на платье сколько! – с гордостью обращает мое внимание жена художника на особенности работы. - Можно было однотонное сделать, а он: "Нет, в цветочек было".
Есть у
Добрынина "исторические" полотна. Окрестности озера Банного художник сфотографировал в 1972 году, картину писал в 1973 году. Сейчас такого пейзажа уже не увидишь возле озера…
Много в квартире
Добрыниных и других работ главы семейства: выжигание, резьба по дереву, работы по камню, по металлу.
Нина Яковлевна подводит меня к стенке:
- Сейчас я буду хвалиться, - она достает сверху работу мужа. - Это лет 35-38 было назад. Он сделал из металла эти цветы для меня. А вот кузнечик. Мы жили тогда в другой квартире. Соседка приходит, крадется тихонько. Я говорю: "Ты чего, Рая?" А она схватила кузнечика, а только потом поняла, что он не живой. "А я думала - кузнец там. Хотела поймать его". Все из металла сделано.
Она выдерживает паузу, наслаждаясь моим изумлением.
- Но кузнечика не каждый сделает, - с гордостью произносит
Добрынина, и они вдвоем весело смеются. - Тогда много кузнечиков везде было. В квартирах не знали, как от них избавиться.
- Посуду себе железную делал в сад, - не унимается жена мастера. - Когда дождик идет, заниматься нечем в огороде, вот он стучит. Говорю: "Что ты делаешь, как будто у нас посуды нет?" А ему интересно.
И они опять смеются.
Как-то отдыхали на Черном море, набрали камушков. А потом дома на камне
Владимир Дмитриевич одну полоску нарисовал, и получилась чайка…
Есть у
Добрыниных подсвечники, сделанный из металла на токарном станке.
И тумбочка. И кресло. И резные спинки для кровати. И кухонный стол. И шкафы. И сухарница. И нож. И чехол для ножа.
- Все женины брошки пособирал, цепочки, - поясняет
Владимир-мастер убранство чехла.
Когда у них в квартире звонит телефон, сначала сам зажигается свет, - а потом начинают танцевать лошадки под "руководством" жокея, бодаться - барашки, вертеться - мельница. И все это оплетено деревянным кружевом….
- Длинные ночи уже, - говорит мастер. - Вот лежишь и маракуешь – это вот так, а это вот так надо сделать. На рассвете уже быстрее подхватишься, чтобы скорее все сделать, пока не забыл!
И ничего не забывает!
И с каким юмором рассказывает обо всех перипетиях судьбы!

Когда
Добрынин женился второй раз, у него был сад. В саду стоял одноэтажный домик. Вот и решил надстроить второй этаж. Все хорошо, только решил в октябре.
- Он крышу ломает, а все, кто мимо идут непременно прокомментируют: "Мужик, снег вот-вот полетит, а ты крышу ломаешь! С ума сошел!" - и
Нина Яковлевна опять смеется. - А мы за две недели построили второй этаж. Ужас!
- Я доски выкидывал, - улыбается
Владимир Дмитриевич, - и она по шнуру ровненько тюк-тюк топором.
- Попробуй где-нибудь не так! - перебивает жена. - Он сразу: "Ты чего тут напортачила?" Сучок попадет - я мучаюсь, мучаюсь… чтоб ровненько!
- А ты заходи с другой стороны! - подразнивает
Владимир-мастер.- Крышу он снял, надо было железо выправить, - снова перебивает мужа
Добрынина. - И снова его - а крышу. Вот я это железо выгибала, потом снова загибала. Так все быстренько. В аккурат он крышу покрыл - только на верандочке и на крылечке осталось - и повалил снег да холод.
- А почему не попросили мужиков каких-то…, - я представляю молодую тоненькую женщину на ветру на краю строения...
- Зачем? - искренне удивляется мастер.
- Вдвоем за 2 недели поставили! - с гордостью вторит мужу
Нина Яковлевна. - А теперь он придумал такую систему полива огорода, что я с лейкой не хожу. Надо только кран открыть и во все места вода подается.
Ну а если вернуться в прошлое, то
Добрынин - член Всесоюзного общества рационализаторов и изобретателей с 1958 года.
- Я изобрел малярный пистолет, потом резаки огнерезные переделывал, - он показывает удостоверение. - Все изобретения регистрировали, а как же! Даже премию давали за это - 15 рублей!