Я думала, что я уже видела в своей жизни все самое страшное. Я видела смерть. У меня на руках умер мой младший брат, самый любимый на свете, умер на руках мой папа. Я была в детском хосписе, очень много раз в детской онкологической больнице… Я видела как мать хоронит свою маленькую дочь и умирает душа мамы... Мои дочки-двойняшки погибли в родах… Я думала, что уж видела все…
Но вчера мне казалось, что я останусь там навсегда: просто не выдержит мое сердце. Когда мне предложили поехать в госпиталь, где лежат тяжело раненые, все после ампутации, поехать в образе Карлсона, я подумала , что эти люди сошли с ума. Какой, на хрен, Карлсон, где люди без рук и без ног. Но сказали, что очень надо для поддержки ребят.
Все вы знаете, сколько мы всего собрали! В машину не влезало, битком. Я даже взяла фокусы свои, малюсенький магнитофон, думаю, может и пригодится.
В первом госпитале нас встретил дежурный солдатик, красавец и обаяшка - мы с ним на фото. Обнялись и он помог нам затащить все вещи.
В этом госпитале лежат на долечивание после ампутации. У них уже сняты бинты. И раны подзажили. Я-то думала, что может их на колясках вывезут в коридор. И я им расскажу, кто я, откуда и зачем. Но нет. Надо было ходить по палатам по всем этажам. Меня трясло просто от страха.
Я тихонько постучала в палату и спросила, а можно к вам в гости с подарочками. В первой палате лежал мужчина лет 50, вроде у него не было ног. Но взгляд упал на мальчика лет 18, удивительно красивый парень, вот только на обложку журнала. Он ел суп левой рукой. Правовой не было вместе с плечом. Он улыбнулся мне белоснежной очень красивой улыбкой. Я не знаю были ли у него ноги, там лежало одеяло. У меня пропал голос. Меня трясло. Я взяла себя в руки и начала рассказывать. А они стали слушать очень по-доброму.
Я сказала, что работаю детским аниматором, а дети меня считают настоящим Карлсоном. Это они попросили слетать в госпиталь и отнести угощения. Сказали, что Карлсона-то непременно пустят, он же может прямо в окно! И стала рассказывать, от кого эти угощения. Я называла все фамилии, тех, кто подарки готовил, показывала каждый пряничек. И варенье от Карлсона.
И ещё я попросила, можно ли прочитать вслух письмо от молоденькой воспитательницы детского сада. Я его написала сама. Это письмо-мотиватор, где воспитательница рассказывает о своих детях в группе, благодарит ребят за их подвиг. И что она ждёт своего мужа, он тоже на фронте и вестей не было ни разу. А она ждёт и верит, что он вернётся. Пусть раненый... любой. И рассказывает о своём городе, где люди все сплотились и как могут помогают победить. Что собираем машины на фронт, покупаем тепловизоры и прочее. Письмо очень трогательное, доброе и позитивное.
Я его читала больше сорок раз! Больше сорока раз вслух! И вы знаете, что говорили мне эти изуродованные войной парни? Передайте это девочке воспитательнице, что муж ее найдётся обязательно. И спасибо ей за добрые слова. Они спрашивали, а из какой части парнишка ее? Может видели его где, может позывной она знает. Они без рук, без ног за девочку эту переживали, привет ей передавали, и городу ее, и жителям.
Я выходила из палат и мне выть хотелось. Орать в голос. Девочки мои, кто со мной поехал помогать, уже стояли со стаканом воды. И каждый раз спрашивали: - Ты как?
А я заходила и заходила в палаты, где лежали без рук, без ног, а у кого-то только рука или только нога. Стучалась как мышь, просовывала свою морду в рыжем парике и каждый раз тихонько спрашивала: - А к вам можно с подарками? И снова рассказывала про угощения и читала это письмо. Я его уже не читала, я его уже говорила наизусть. И про скромную, вшивенькую свадьбу девочки Лены, про ее любовь к мужу. Про веру в Победу! И что ее город кланяется в ноги этим героям. А они передали ей привет. И просили ещё передать, что вернётся ее Сашка.
Мне кажется, что на третьем этаже я была уже без сознания… А девочки ждали меня под дверью со стаканом воды. Я все спрашивала: - А сколько палат осталось? Много еще?
В некоторых палатах мне говорили: - Нет, нельзя. И я просто на кроватях оставляла угощения и уходила. Сколько боли в глазах у мужиков! Сколько горя, господи...
Были весёлые палаты, которые смеялись от души, когда я заходила. И подолгу болтали.
Они меня снимали на видео. Просили мамам передать привет. Включали онлайн и говорили: - Мама, смотри к нам Карлсон прилетел! И я махала рукой и передавала привет! В Новосибирск, Кузбасс, Бурятию, Екатеринбург и много ещё куда. Парни со всей России, даже с Дальнего Востока. А один сказал: - Я сейчас другу в госпиталь позвоню по видео, он в другом городе лежит! Передайте привет, пожалуйста. И я, как под наркотиками, веселым голосом кричу: - Привет, Малыш, поправляйся! Мы с тобой ещё плюшками будем баловаться. А парень в телефоне хохочет…
Они фоткалась со мной чтобы мамам послать. Без рук, без ног и с улыбкой. Но не все, это единицы. Кто-то лежал просто молча. И видно, что плохо очень человеку.
Прошло три часа как в страшном сне. Затем поехали в военно-медицинскую академию, где очень тяжёлые после операции - у всех ампутации. Вот где ужас! В палатах по 8 человек. Запах мочи и крови. Ребята в кровавых бинтах.
Меня парализовал ужас… А я опять: - Можно подарочки положить?
Здесь я не читала письмо. Просто каждому сказала "спасибо". Положила угощения. И ещё в каждой палате на двух этажах, я рассказывала: - Весь народ благодарен вам! Народ верит, что все не зря. Люди очень изменились!
Реакции были разные. Больше, конечно, говорили: "Спасибо большое. Только бы не зря это все!"
Вдруг решила, что расскажу им, в каждой палате, о детях, больных онкологией. Сказала: - Парни, мужики! Вот хреново вам, боли у вас страшные сейчас (им наркотики колят - при мне просили). Вы мужики, молодые, взрослые. Жизнь видели, целовались - любовь может у кого-то, уже есть семьи. И жить вы будете, протезы сделают вам хорошие. А дети, ангелы невинные… 2, 3 года, 5-7 лет... крохи маленькие… муки адские терпят... за что? Не воевали, ничего ещё в жизни не видели. И такие испытания. Шансов практически нет на жизнь. И матери, которые на ремни себя готовы порезать, все отдать, лишь бы ребенок жил. И когда я приезжала как Клоун к ним - они улыбались. Лежит малыш, катетеры по всему телу, трубки… а он улыбается. И нет ужаса в глазах. А в коридоре свеча стоит толстая. И когда ребёнок улетает на небо, ее зажигают. И каждый, кто выходит в коридор, трясётся от страха, чтобы свеча не горела. А вы взрослые… Рук нет - сделают ! Ног нет - встанете и пойдёте!
Говорили они мне спасибо за этот рассказ. И сказала им: - Не сможете своих родить, значит возьмёте в жены ту, у которой мужа убили. И будете ей помогать детей на ноги поднимать.
Я переходила из палаты в палату и все начинала сначала. Пять часов! Пять! А девочки мои все ждали и ждали меня с водой у двери… Мне казалось, что это сон. И мне не проснуться.
А в одной палате лежал парнишка, маленький, худенький, на воробушка похож. У него не было ножки, чуть-чуть осталось. На другой ноге пол стопы. Полностью раздроблена правая рука (ее будут собирать), а на левой - только 3 пальчика и нет ладони. Он посечен осколками. Он из Гатчины! Он сирота! Я его обняла и много раз поцеловала в макушку. Я думала, что у меня лопнет сердце, вылетит к чертовой матери.
Мы с девочками его вывезли на коляске в коридор и очень долго разговаривали. Ну такой славный воробушек. Хотел стать героем, в августе записался добровольцем. Рассказал нам такие ужасы. Как это можно пережить… И наёмников негров в лицо видел. Как расстреливали наших. Какая страшная штука квадрокоптер, как бежишь от него, а он летит точно за тобой с этой бомбой.
Все ребята мне в госпитале говорили: - Если бы и у нас были квадрокоптеры и тепловизоры, сколько жизней можно спасти! Парни говорили, что без еды можно выжить, без тёплой одежды, а вот без этой военной техники никак. И не надо капусту в ведрах квасить, сало килограммов солить. Им и хранить-то это негде. И носить с собой не могут. Конечно нужны продукты! Очень нужны. Тушенка, сгущенка, в фабричных упаковках. Они там не на пикнике сидят, а в окопах. Особенно штурмовики и разведка. Так что сами делайте выводы, на что мы будем деньги собирать.
Много чего я вчера услышала, от чего кровь стыла. Да рассказать здесь права не имею. И вот когда осталось зайти ещё в две палаты, нам сказали: - Быстро уходите. Сейчас борт придёт. Я не поняла, что это. Оказывается самолёт пришёл оттуда с тяжёлыми и сейчас буду заносить. Они сразу с поля боя. Стали каталки готовить.
Я бежала оттуда бегом до машины: только бы мне это не видеть. Неверное я больше не смогу туда поехать. В каждом парне мне виделись мои дети. Невозможно просто…
Я спросила мальчика из Гатчины: - Сынок, что тебе купить? Что ты хочешь? Мы скинемся и купим тебе, что скажешь. Он сказал: - Я хочу только одно - руки…
Я сегодня ночью думала , что наверное я не выдержу душевные муки … В пятницу мне ехать в онко-больницу к детям… Как все будет я не знаю, но потом мне нужна перезагрузка.
Забыла спасибо сказать Наташе и Лене, которые мне отвезли-привезли. Таскали все это время сумки тяжеленные. Меня жалели, берегли и поддерживали.
Пока писала - ревела во всю и сейчас реву. Все перед глазами стоит и воробушек этот.
А ещё чеченец или дагестанец, очень красивый парень с бородой, улыбчивый. Белозубый красавец долго держал мою руку и благодарил. Он меня? Он? Меня? Он без ног, а я - стою. Я ему сказала: - Ты, сынок, в моем сердце навсегда. Они все были как мои дети. Сто человек! Сто!
Дописываю сегодня. Вчера даже и забыла. Техника необходима. Современная.
Я не хочу здесь писать, кто и что должен. Я здесь, про нас, про людей. Так вот парни жалели нас, нас жалели, что деньги переводим, что дорого это очень. Что от себя отрываем и делимся. Я им сказала, что люди все отдадут, простые люди, лишь бы они вернулись поскорее.
А если нужно будет, мы и танк купим, и ни один, и отправим!
Елена АНГАРОВА Фото: из интернета и архива автора. Ноябрь 2022 года Россия